От подъема до отбоя - Валерий Рогожин

Пробежали, выстроились, не спеша сняли противогазы и ОЗК, тщательно и качественно все свернули и убрали и опять приняли стойку смирно. Сержант сиял, как новые Жигули в солнечную погоду. С отличнейшим настроением все вернулись в казарму.

Молодого сержантика, который прослужил всего на полгода больше нас провести таким образом не составило никакого труда. Но не тут то было с заместителем командира взвода сержантом Жоговым. Это был тертый калач, который еще до армии прошел и огонь, и воду, и комбинат цветных металлов. И служить-то ему оставалось всего-ничего и поверить, что взвод, который был полудохлым от кросса на прошлой неделе вдруг переродился и на этой неделе скачет зайцами после такого же кросса, он физически не мог. Назавтра без всяких яких, без оповещений и объявлений, сразу после завтрака нас построили перед расположением с полной выкладкой и повели за территорию части на химтренировку.

Химтренаж – это было что-то волшебное, о чем слагали легенды. Нам все обещали, что вот будет химия, вот будет химия, и вот она подошла, а мы ни морально, ни физически к ней не подготовились. А судный день уже настал.

Устроил нам ускоренное прохождение, а ускоренное, потому что наша очередь должна была наступить еще через две или три недели, и другие батареи предупреждали заранее перед тренажом, чтобы все могли подготовиться, лишний раз проверить противогазы и прочая и прочая, конечно же, сержант Жогов. А сейчас он спокойно стоял в сторонке и, хитро улыбаясь, поглядывал на наши треволнения.

Вся процедура заключалась в следующем. Была вырыта большая квадратная яма со стороной, где-то метров семь и глубиной метра три. Над этой ямой натянули качественную новенькую палатку из двойного брезента. Все отверстия обложили лапником, так, чтобы внутри было некое подобие герметизации. Поставили металлическую печку-буржуйку, которую ежесуточно топил специальный дежурный. Провели в палатку электрический свет и внутри горели несколько тусклых лампочек.

Подразделение, подготовленное к тренажу заводили внутрь, поступала команда надеть противогазы, после чего внутри палатки зажигалась дымовая шашка или даже несколько. На дверях стоял дежурный, который не выпускал желающих покинуть тренировочное помещение. Конечно, их выпускали, но не сразу, а продержав в газовой атаке некоторое время.

Если твой противогаз был правильно подобран и исправен, если ты с ним ничего не мухлевал и не мошенничал, то все проходило спокойно, тихо, без каких-либо эксцессов.

Наш взвод завели в палатку. Мы надели противогазы и чинно расселись на лавку, которая стояла по всему периметру помещения. Пришел дежурный и начал колдовать что-то с печкой. Ну кто же знал, что будет именно так! Ни одна легенда не донесла до нас подробностей экзекуции. Оказывается, дежурный не просто растапливает печку, а он в этой печке и зажигает дымовые шашки или что там полагается зажигать в таких случаях.

Двое бойцов вылетели из палатки без всяких препятствий, кашляя, изгибаясь, показывая куда-то назад и пытаясь что-то сказать. Третий боец был задержан в дверях дежурным. Но попытка остановить выходящего воина сыграла с дежурным плохую шутку. Еще три курсанта наткнулись в дверях на неожиданное препятствие и все сообща, чуть не свернув дверной проем, вынесли на себе на свежий воздух своего товарища и ничего не понимающего дежурного.

У меня противогаз был в порядке. Ну почти в полном. Я клапан не вытаскивал. Все-таки сказались некоторый интеллект, полученный в высшем учебном заведении и начальное инженерное мышление, заработанное все в том же заведении. Я просто подложил под клапан скатанную в плотную трубочку бумажку, так чтобы при случае можно было, не разбирая клапан, вытащить этот вкладыш, что сегодня я незаметно и сделал, сразу после входа в палатку.

Видимо какая-то незначительная щелка оставалась и этой мутной дымовой дряни я чуток глотнул. В горле першило, кашель возникал, резко рвал грудь и уходил. В целом же, по сравнению с другими, я был в полном порядке. Всего же нас из тридцати человек здоровыми осталось семеро. Я не знаю, никогда никого не расспрашивал, поступили ли они честно и не трогали ничего в противогазе, или частично обработали вдыхательный клапан, как это сделал я, может кому-то удалось подменить весь противогаз перед химтренажом, так это и осталось тайной.

Три человека из взвода попали в медсанчасть, где и провалялись неделю. Но дохали кашлем потом месяца два или три. Почти столько же не проходил кашель и у всех остальных. В санчасть они не пошли, клапана поставили обратно незамедлительно. На химию нас больше не водили. Очевидно посчитали, что мы уже попробовали газов достаточное количество.

Ничего не сказал нам сержант Жогов. Только вечером на поверке он стал перед строем, осмотрел вытянувшихся по стойке смирно курсантов и улыбнулся:

– Теперь вы знаете почем фунт лиха! Ну так знайте еще, что не вы одни самые умные. Рядом с вами всегда может оказаться какой-нибудь такой же умник, а может даже еще умнее. И последнее, когда вас трахают в армии, далеко не всегда хотят сделать плохо. Иногда просто учат, учат как жить надо! А сейчас отбой!

8. Не бывает плохой погоды, бывает плохой противогаз

Займитесь охраной бдительности!

Серьезные требования к красоте окопа – это не прихоть командиров! В бою он может стать не только могилой, но и вашим гробом!

Закусывать в походе сегодня будем веселой песней.

Замаскировать так, чтоб ни одна собака не нашла. Даже я!

В учебке у нас было все. Я говорю про занятия. Наглядная агитация, учебная литература, практические работы (тренажеры). Но так же все было и в бытовом отношении. Единственное, чего абсолютно не помню – это телевизор. Очевидно он был. Даже точно был. Помню несколько раз утром нас освобождали от занятий и мы смотрели заседания ХХIV съезда КПСС. А вот вечерние просмотры каких-то передач или фильмов то ли отсутствовали, то ли начисто стерлись из памяти. А может просто передачи были такого качества.

Был солдатский клуб, где еженедельно по два три раза мы все вместе смотрели фильмы. Правда фильмы в большинстве своем были старые, частенько даже довоенные, часто такие, какие на гражданке при всем желании не посмотришь, например, «Сержант Фетисов». Но ничего, смотрели, точнее, кто смотрел, а кто устраивался в уголке и спокойно спал полтора-два часа.

Но был, я уже упоминал об этом, в городке, за территорией части, офицерский клуб. Сюда ходили особо отличившиеся, как в награду, или будучи в увольнении, хотя иногда водили нас сюда всем взводом, не помню, наверное, за какие-то достижения. Один раз даже приезжал, кажется из Горького, теперь Нижний Новгород, театр и давали какой-то спектакль. Что-то из классики. Зрителей не хватало и привели нас. Почти целый зал солдат. Опять таки, кто спал, кто смотрел. Мне было интересно.

Была в части библиотека. Отсутствие книг для меня было смерти подобно. Без книг я не могу. Жизнь у меня была многообразная и даже, попав однажды в исправительное учреждение № не помню какой, но в народе называемое пансионат «Березки», я и там умудрялся находить печатную продукцию.

В армейской библиотеке меня пытались привлечь к некой общественно-массовой деятельности, но не получилось. Во-первых, каждую неделю требовалось отсутствовать в расположении по нескольку часов, а это очень даже не нравилось моим сержантам. А во-вторых, я сам с детства не люблю разного рода обязаловки. Поэтому наша любовь с библиотекой не сложилась. А ведь могли бы и оставить служить меня в Гулино и тогда уж наверняка вся дальнейшая жизнь могла повернуться по иному. Зато некоторый эффект был мною достигнут в художественной самодеятельности.

Так иногда поздним вечером начинаю, глядя на звезды, размышлять, а что, а зачем, а почему, и получается неожиданно грустная картина, будто всю мою жизнь мне подкладывают известные карты, чтобы пошел я именно так, а не иначе, чтобы очутился здесь, а не в другом месте. И по-другому уже нигде, никто и никак… Например, если бы не оставил Институт Стали и Сплавов, скорей всего женился бы курсе на третьем, жил где-нибудь в областном центре и имел совершенно другую семью и другую судьбу. И ведь меня не выгоняли из ВУЗа, сам ушел. Если бы не ответил так на собеседовании в Институт Культуры, тоже судьба повернулась бы на 180 градусов. А сколько в жизни было моментов, когда больше вообще меня могло бы не быть. Нет, все раскладывает фишки так, чтобы я жил в этом городе и имел именно эту судьбу. Но, как говорится, самое нереальное – это сослагательное наклонение.

Значит самодеятельность. Однажды на построении комбат поручил комсоргу создать список талантов. Кто что может. Кто петь, кто руками махать, кто на пиле играть (как там у Высоцкого: «…На пиле один играл – шею спиливал…»), в общем всех в обязательном порядке выявить, засветить, переписать, пересчитать или наоборот, но это уже не важно. И наступит час Х, и будет в нашей части смотр художественной самодеятельности, и наша задача разбить врага наголову, и взять вражеский редут с минимальными потерями. Другими словами, приложить всё старание и желание, сделать концерт и занять на смотре первое место. Ну, если не самое первое, то хотя бы какое-нибудь второе или третье. Комсорг ответил: «Есть!», взял лист бумаги и начал записывать нас в этот список. Кто мол чтец, кто певец, а кто на дуде игрец. То есть игрок.